Как я сама больше не пользуюсь фамилией Уолкзек.

— Ну да, понятно.

— В девичестве она была Уиллоуби; возможно, сейчас она вернула себе старую фамилию.

— Предоставь это мне. Я свяжусь с тобой, как только что-то получу. Если перемена фамилии была оформлена юридически, это не займет много времени.

Я отключаюсь и пробую еще раз позвонить Мэдди.

Она не берет трубку. Как и Даррен.

Я пожевываю ластик карандаша и задаюсь вопросом, слышали ли они третий эпизод подкаста. Гадаю о том, что Клэй собирается рассказать Тринити в следующий раз. Потом я слышу рев мотоцикла Грэйнджера, приближающегося по гравийной дороге; звук становится громче, когда он сворачивает на подъездную дорожку.

Через минуту он стучится в дверь моего кабинета и входит в комнату. Скаут поднимается с подстилки и виляет хвостом.

— Прошу прощения за прошлый вечер, Рэйч. — Грэйнджер приседает, чтобы обнять пса и почесать его за ухом. Потом он поднимает голову, видит мою доску с фотографиями и медленно встает. Подходит к доске и читает мои вопросы.

Его поза становится жесткой, словно окаменевшей. Он молчит, а я наблюдаю за ним. Потом он поворачивает голову и сталкивается с моим взглядом.

— Это был ты? — спрашиваю я.

— Что?

— Ты знаешь, что. Двадцать четыре года назад в городе не было другого человека с такими же профессиональными навыками. Это ты лечил Клэйтона Пелли от пристрастия к детской порнографии?

Рэйчел

Сейчас

— Не могу поверить, — тихо говорю я, глядя на Грэйнджера. Я как будто вижу незнакомого человека. — Значит, Клэй встречался с тобой?

— Ты делаешь нелепые и поспешные выводы.

— Сколько профессионалов было в Твин-Фоллс 1997 года, которые лечили бы людей от болезненных пристрастий? Это был твой главный козырь: применение гипнотерапии для разрушения механизма извращенных побуждений. Ты вводил пациентов в гипнотический транс, чтобы «говорить с их подсознанием», и закреплял внушения, которые активировались пусковыми сигналами в сознательном состоянии.

Я знаю терминологию, поскольку Грэйнджер пользовался этой методикой, когда лечил меня от посттравматического стрессового расстройства.

— Господи, Рэйч, что на тебя нашло? Откуда этот гнев? Это… именно поэтому я не хотел, чтобы ты слушала этот проклятый подкаст! Я ожидал, что так и будет: ты сорвешься с катушек и начнешь ставить под сомнение все, что делала раньше, включая твою близость с Люком О’Лири и распад твоей семьи. А теперь это разрушает наши отношения, и ты нападаешь на меня.

— Не могу поверить, что ты это сказал.

— Бога ради, я же не имел в виду, что твоя близость с Люком разрушила твою семью. Ты сама мне об этом говорила, ты сама так думала. Мы работали над этой психической травмой, ты помнишь? Мы с тобой прошли полный курс терапии, и я помог тебе преодолеть чувство вины. А Клэй Пелли… Он мог обратиться за терапией куда угодно, Рэйчел. — Он протягивает руку и указывает в окно. — Отсюда час езды до северного Ванкувера, где есть огромная клиника и целый район, населенный всевозможными врачами, психологами и психиатрами. А оттуда через мост можно попасть в Ванкувер, где целая куча медицинских учреждений, а профессиональных психологов, психотерапевтов и специалистов по болезненным пристрастиям — хоть пруд пруди. Так было тогда и теперь. Что ты ко мне прицепилась?

Он выглядит возмущенным и при этом явно с похмелья. Нервным. Волосы всклокочены, на подбородке двухдневная щетина. Он приглаживает волосы пятерней, когда замечает, как я смотрю на него, делает над собой усилие и понижает голос.

— Слушай, я понимаю, что эта штука взвинтила тебя, но лучше оставь ее в покое. Она сделает свой подкаст. Что бы ни случилась с Пелли, это не имеет значения. Твой послужной список чист. Он признался в содеянном. Давай остановимся на этом.

Вот теперь я действительно хочу узнать, у кого Клэй Пелли проходил терапию. Потому что глубоко внутри меня зреет темное и нехорошее подозрение. Оно вползает мне в грудь, хватает за горло, прерывает дыхание и затуманивает зрение. Оно не отпустит меня, пока я не докажу себе, что была неправа.

— Мне нужно знать, с кем он встречался.

— Почему? Какая разница, кто его лечил?

— Потому что если — именно если — Клэй сказал правду, то он каким-то образом узнал все подробности: результаты вскрытия, показавшего не только причину смерти Лиины Раи, но и последовательность событий, а также интерпретацию криминалистической экспертизы, которая была известна только следственной группе.

Он гневно смотрит на меня. Напряжение растет.

— Так почему ты думаешь, что это был я? Думаешь, я как-то передал информацию? Это абсурд. Тогда мы с тобой даже не были знакомы друг с другом. То есть я знал, как ты выглядишь. Я знал, что ты дочь старого Харта, что ты мать Мэдди и работаешь в полиции. Мэдди дружила с Джонни, и я видел тебя в школе, но не более того. Я не имел никакого отношения к следствию.

Я удерживаю его взгляд и быстро перебираю варианты. Я чувствую, что чего-то не хватает; оно находится в моем подсознании, но пока мне не удалось вытащить это наружу. И мне не нравится то, что я вижу в глазах Грэйнджера. Это пугает меня.

Следуй за правдой, Рэйч. Даже если это больно. Даже если ты попадаешь туда, куда не хочешь.

Очень тихо, почти шепотом, я говорю:

— Я собираюсь встретиться с ним. Собираюсь прямо спросить его, кто был его психотерапевтом и откуда он получил закрытую следственную информацию. Если я не смогу получить ответ где-то еще, то спрошу у него.

— У Пелли?

— Да. — Я направляюсь к выходу.

— Ты не можешь просто приехать туда и встретиться с заключенным, Рэйчел. Существуют процедуры.

— Тогда я начну процедуру. У меня до сих пор есть связи, которые помогут ускорить дело. — Я останавливаюсь в двери, лицом к нему. — Я соберу рюкзак. Наверное, мне придется переночевать рядом с тюрьмой. Я позвоню тебе и дам знать, как обстоят дела. Ты присмотришь за Скаутом?

— Разумеется, я присмотрю за собакой, — раздраженно отвечает он. — Но я думаю, что это ху… вая мысль. Он постарается заморочить тебе голову.

Я моргаю. Грэйнджер еще никогда не позволял себе нецензурных слов в общении со мной. Его глаза яростно сверкают. Безымянный страх все глубже вгрызается в меня.

— Он уже морочил мне голову, Грэйнджер, — говорю я. — Он давным-давно заморочил нас всех. Мне нужно покончить с этим раз и навсегда, и тогда я успокоюсь.

Уже почти два часа дня, и я проезжаю через мост Секонд-Нэрроус по пути в тюрьму под Ванкувером, когда раздается телефонный звонок. Я отвечаю через аудиосистему, чтобы следить за транспортным потоком. Автострада забита машинами, и проливной дождь только усугубляет положение.

— Рэйч, это Джо.

— Ты что-то узнал?

— Легче легкого. Нужно только знать, где смотреть, и хорошие инструменты. Лэйси Энн Уиллоуби Пелли официально изменила свою фамилию в 1998 году. Это совпало по времени с переездом Джослин и Харрисона Уиллоуби из Терраса в городок Шеклтон в северном Онтарио. Лэйси и ее дочь последовали за ними.

— Значит, Лэйси сменила фамилию на Уиллоуби?

— Нет. Похоже, решила начать с чистого листа.

Меня накрывает волна бодрящей энергии. Я замедляю ход и пропускаю обгоняющий меня автомобиль, пока дворники скрипят по ветровому стеклу.

— Что за фамилия?

— Лэйси Энн Скотт.

Меня обдает леденящим холодом. Потом сердце снова включается в работу, и я позволяю еще одной машине обогнать меня. Во рту сухо, как в пустыне.

— Ее дочь зовут… Джейни Скотт?

— Вообще-то, Тринити Джейн Скотт. Ее с самого начала звали Тринити Джейн; полагаю, им просто нравилось звать ее Джейни. У меня есть приятель, чьи родители тоже называют его по второму имени. Дело привычки.

Я глубоко дышу, потом включаю поворотный сигнал и выруливаю на боковую полосу.