Забравшись на освободившийся барный стул, Хольгерсен невзначай бросил:

– Не знал, что вы с Грабом дружбаны.

Лео залпом вылил в горло остатки виски и показал Макгрегору долить. Глаза у него были сонные – должно быть, рано встал сегодня.

– Я отыскал для него кое-что интересное.

– Насчет чего?

Старый коп уставился на Хольгерсена, явно соображая, как ответить, отчего Кьелю стало еще любопытнее. Он сменил тему, рассудив, что к таинственному листку можно вернуться и потом, когда от выпитого Лео окончательно размякнет.

– Ты, гляжу, штаны-то отстирал!

– Вот зараза эта Паллорино, – пробубнил Лео. – У меня запасные в шкафчике висели…

Макгрегор поставил перед Лео новую порцию виски, а Кьель попросил для себя «Хейнекен» и вегетарианский бургер с луковыми кольцами.

Лео глотнул чуть не полбокала и посидел молча.

– Как со штрихкодовыми продвигается? – спросил он наконец.

Макгрегор принес «Хейнекен». Хольгерсен взял бутылку и отпил из горлышка:

– А-а-а, ничего нет лучше первого глотка!

Лео смотрел на него не мигая.

– Хорошо продвигается, – ответил Кьель.

– И все?

– Ага, – Хольгерсен снова приложился к бутылке.

Лео выругался.

– Ты-то хоть делом занят. Если бы твой босс-приятель не поставил меня на убийство этого бродяги, я бы тоже участвовал в расследовании. По-моему, Мэддокс хочет выжить меня из отдела, потому что трахает Паллорино, а она мечтает мне отомстить.

Кьель приподнял бровь:

– Даже бездомным нужно правосудие – кто-то же должен ими заниматься.

– Зараза эта Паллорино, – повторил Лео, потом воровато огляделся и понизил голос: – Хочешь хорошую новость?

– О Паллорино?

– Да, о Паллорино!

– Если у меня от этого потом будут неприятности, – начал Кьель, поднося бутылку к губам, – тогда лучше не надо. Я предпочитаю кофе в кружке, а не на брюках.

– Ты к ней подлизываешься, что ли? Боишься рассердить новую метлу?

– Да катись ты… Выкладывай свою новость!

Кьель не ошибся: Лео так и распирало от желания поделиться секретом.

– Короче, стою я в отсеке для наблюдателей у допросной Б, и вдруг такая входит Паллорино с каким-то «маунти» и бабой из коронерского офиса в Барнаби и начинает с ними болтать.

– В кабинете для допроса?

– Ага. Ну, микрофон оказался включен…

Кьель посмотрел Лео прямо в глаза:

– Сам включился, что ли?

– Да нет, кто-то оставил включенным…

– А чего ты делал в нише для наблюдателей? – с подозрением спросил Хольгерсен. Лео пошарил в кармане пиджака и вынул плоскую серебристую фляжку. – Очумел?! Срань господня, Лео, ты на увольнение без выслуги нарываешься? Зачем ты мне это рассказываешь? На хрена мне знать, как ты втихаря напиваешься на работе?

– Рассказываю, чтобы ты не решил, будто я за ней шпионю!

Кьель пристально смотрел на старого копа. Это явно не все. Первый секрет Лео скормил ему для затравки.

– И что ты там слышал? – тихо спросил Кьель.

– ДНК Паллорино полностью совпадает с ДНК детской ножонки, найденной на берегу в Цавассене.

Хольгерсен замер, не донеся бутылку до рта:

– Что?!

– Да вот побожиться могу! «Маунти» и та баба приехали сообщить, что у них совпадение по базе и им нужен образец перепроверить. Они начали расследование по найденной ноге, и Паллорино оказалась в этом по уши.

– Врешь!

– С какой стати мне тебе врать?

– У Паллорино обе ноги настоящие. Я, правда, не видел ее с голыми ногами, но…

– Похоже, у нее была сестра-близнец, – перебил Лео. – Паллорино-то, оказывается, удочерили. Ее оставили в бэби-боксе в Ванкувере в восемьдесят шестом, когда ей было четыре года. «Маунти» об этом допытывался. Я потом поискал в Интернете… – Лео снова вынул сложенный листок из нагрудного кармана, развернул и положил на стойку: – На вот.

Хольгерсен пододвинул к себе распечатку и прочитал статью. Помрачнев, он поднял глаза на Лео:

– И сколько ты сидел за зеркалом?

– Сколько надо, столько и сидел.

– А Грабловски зачем показал?

Лео пожал плечами:

– Паллорино сорвала ему контракт на книгу, когда пристрелила «Крестителя». Грабу пришлось возвращать аванс, потому что в контракте было четко прописано – только собственные рассказы Спенсера Аддамса обо всех изнасилованиях, пока он таскался с этим плавучим борделем, о его воспитании, детстве, мамаше, папаше и религиозном крене. Вот я и подумал – в качестве компенсации Грабловски захочет первым расколоть тайну близнецов – одной располосовали морду и сунули в бэби-бокс во время бандитской разборки под Рождество, а ногу другой сестренки прибило к берегу тридцать с лишним лет спустя. – Лео допил виски и утер рот. – А подкидыш-то приходит работать в отдел расследования изнасилований, выслеживает и разносит в мясо серийного убийцу, но ничего не помнит о своем прошлом, пока – бац! – не всплывает эта нога. Да это готовый документально-криминальный роман, и никто не напишет лучше, чем Грабби, который лично работал с уцелевшей сестричкой над делом «Крестителя»!

– А тебе, значит, отвалит процент с нового контракта?

– Я не из-за денег! Но если деньжата сами плывут в руки, чего зевать? – запрокинув голову, Лео перевернул бокал донышком к потолку и вернул на стойку чуть громче, чем следовало. – Паллорино реально нашли в бэби-боксе. Когда об этом пронюхают СМИ, ей все равно ничего не скрыть. Ну, так и пусть Грабловски нагреет ручонки на сенсации!

Глава 25

Энджи работала в лихорадочном возбуждении, словно страдала БАР [14] в маниакальном эпизоде и старалась обогнать вихрь эмоций, угрожавший охватить ее после новости о совпавшей ДНК.

Джейкоб Андерс ответил по телефону, что его лаборатория изучает содержимое коробок с самого утра и уже хорошо продвинулась. Он готов поручить своим экспертам работать сверхурочно – при необходимости всю ночь, – чтобы описать, отсканировать, оцифровать и взять образцы всего, что можно будет позже подвергнуть анализам, но, разумеется, срочность стоит других денег.

Энджи объяснила, что для нее это бесценно. Она готова на все, чтобы оставить себе копии материалов дела, прежде чем отдать коробки ванкуверской полиции.

«Речь не только обо мне – у меня была сестра. Это все меняет».

Энджи ни минуты не сомневалась, что новый ДНК-тест Транквады тоже окажется положительным, потому что обрывки воспоминаний полностью укладывались в предложенную версию, и это подгоняло еще сильнее. Жгучее желание найти ответы не давало покоя. Почему выжила Энджи, а не ее сестра? Конечно, нельзя полностью исключать вероятность, что та жива и ходит с протезом, но опыт подсказывал, что малютка в сиреневых кроссовках претерпела ужасную смерть от рук негодяев с пистолетами у больницы. Один из них, ожесточенно думала Энджи, рассек ей губы и увез молодую темноволосую женщину и вторую девочку.

На своей белой доске рядом с фотографией, которую ей отдала Дженни Марсден, Паллорино прикрепила снимок кроссовки с останками стопы, распечатав его с сайта «Ванкувер Сан».

Отступив, Энджи оглядела разросшийся коллаж. Нервная энергия трещала и искрила в ней от радикального изменения привычной парадигмы.

«Жили-были два котенка…» – пела молодая женщина в темной комнате. Это воспоминание пришло во время сеанса у Алекса вместе с ощущением присутствия кого-то третьего, маленькой девочки, которая тянула к Энджи ручонку и просила: «Подём в лощу иглать…»

Глаза защипало от слез. Паллорино сердито вытерла лицо.

Не отвлекаться!

Она взглянула на часы. До утра нужно отсканировать каждую страницу папок Войта и съездить в «Экспертизу Андерса» за коробками, прежде чем Петриковски явится в управление, шлепнет на стол ордер и начнет нудить о препятствовании правосудию. Это сильно не понравится Веддеру и остальному начальству, которому сейчас только дай возможность к чему-нибудь придраться, а Энджи вообще-то намеревалась вернуться в свой отдел, как только отмотает испытательный срок.