Боль — мой друг. Терпение — это искусство хищника.

Сквозь щели в деревянных ставнях слабо просачивался свет.

Из трубы вился дым. Было поздно, и они, наверное, оба там. Вместе. Скорее всего, сидят у камина.

Его губы тронула улыбка. Да, полицейский, похоже, у него на крючке, но он не был уверен насчет женщины-следопыта. Пока не уверен. Возможно, ей нужен другой стимул.

Что-то такое, что сломало бы ее, полностью лишило контроля. Пробудить внутри нее животное — животное, которому он хотел бросить вызов.

И он наблюдал за ней достаточно долго, чтобы знать, как это сделать.

Он нащупал охотничий нож…

Глава 12

Упершись руками о раковину в ванной, Сильвер посмотрела в зеркало на свое заплаканное лицо.

Какая же она идиотка!

Она хотела его. Она так отчаянно хотела почувствовать его теплое тело рядом со своим, почувствовать его внутри себя.

В ее животе разлилось тепло, на глаза вновь навернулись слезы. Ее начало трясти. Стиснув зубы, она вцепилась в края раковины и попыталась взять себя в руки.

Гейб подарил ей свободу. Он вырвал ее из эмоциональной тюрьмы, вернул способность снова чувствовать. Плакать. Хотеть. Тосковать. Это был невероятный катарсис, но вместо того чтобы позволить ему прикоснуться к ней, вместо того чтобы отдаться ему, она убежала.

Чертова трусиха!

Она сорвала с плеч рубашку. Та упала на пол, и Сильвер посмотрела на свой обнаженный торс — на уродливый шрам через всю грудь, на ниспадающие на плечи волосы.

Потрясение, ужас в его глазах — это было самое худшее. Из-за этого она почувствовала себя непривлекательной, нежеланной, нелепо сломленной.

Она осторожно потрогала кончиками пальцев сморщенный участок кожи. Он был уродлив, этот след насилия.

Как и ее жизнь.

Она провела пальцем по неровным краям шрама. Дэвид оставил этот жуткий след на ее теле зазубренным куском ржавой жести.

Он грубо толкнул ее. Она упала навзничь, ударилась головой о камень и чуть не потеряла сознание. Он набросился на нее, удовлетворяя свою животную похоть, и все это время маленькое, истерзанное, мертвое тельце ее мальчика лежало на расстоянии вытянутой руки.

Ее желудок скрутило. Слезы стали обильнее. Из ее груди вырвалось душераздирающее рыдание, звук которого она даже не узнала. Оно исходило изнутри нее, откуда-то из самой глубины, как будто внезапно ожило и всплыло на поверхность некое окаменевшее ископаемое, разрывая ее изнутри.

Ее сердце бешено застучало. На лбу выступили бисеринки пота. Она крепче сжала раковину и на мгновение закрыла глаза, но от этого ей стало только хуже.

Воспоминания сделались лишь еще ярче.

Дэвид был пьян и быстро отключился, полагая, что уже убил ее. Он пришел в себя, когда она пыталась отползти. Его ружье валялось в стороне, но она видела, как он потянулся за ним.

Ее инстинкт самосохранения сработал мгновенно. Она начала действовать первой.

Она убила его прежде, чем он смог бы убить ее.

Присяжные могли взглянуть на это иначе. Адвокат защиты вряд ли убедил бы их в том, что Дэвид убил бы ее, не сделай она это первой.

Сильвер была убеждена, что Дэвид — психопат. Сначала он очаровал ее, закружил голову, после чего использовал в своих целях.

Он был бутлегером, и ему требовалась база в городе. И Сильвер стала такой базой. Его торговля спиртным, в конечном счете, принесла горе и страдания людям, которых она любила. Жители поселка, даже если и подозревали, что она сделала с Дэвидом, предпочитали молчать. По их мнению, восторжествовала справедливость. Дэвид заплатил за свои грехи.

Она поместила окровавленную приманку среди ветвей, чтобы привлечь диких животных, в надежде уничтожить его тело. Это сработало. Доказательств, достаточных для того, чтобы предъявить ей обвинение, не было, хотя полиция допускала, что она вполне могла это сделать.

Но чувство вины никуда не делось. Как и ее шрам, оно навсегда останется с ней.

И убийца Старого Ворона неким образом это знал. Он как будто разбередил этот шрам, вынудив ее заново пережить тот ужас. Вынудив ее взять с собой на охоту полицейского.

Она стиснула зубы. Ее взгляд посуровел. Она сердито посмотрела на свое отражение. С Гейбом она совершила ужасную ошибку.

Как офицер КККП, Гейб Карузо был одним из немногих людей в этой стране, кому было предоставлено право отнять у нее то единственное, чем она дорожила больше всего на свете, — ее свободу. И хотя он, возможно, и раскрепостил ее эмоционально, у него все еще имелась власть физически посадить ее за решетку.

Признайся она ему, у него было бы только два варианта действий. Передать ее правосудию. Или же стать ее соучастником — то есть, по сути, преступником.

Она никогда не поставила бы его в такое положение.

Сильвер не была уверена, когда именно это случилось, — возможно, с того первого момента, когда она посмотрела в эти карие глаза и увидела в них отголосок своей собственной одинокой боли, — но теперь Габриэль Карузо был ей небезразличен. Если она признается ему, то поставит его перед выбором: любовник он или полицейский. Он просто не мог быть и тем, и другим.

И не было никакого способа ни для того, ни для другого выйти из этой ситуации, не получив душевных ран.

Внезапно в дверь ванной настойчиво постучали.

— Сильвер!

Она застыла на месте.

Гейб постучал снова, на этот раз громче.

— С тобой все в порядке? — Она уловила в его голосе тревожную нотку. Но не смогла найти в себе силы ответить ему.

— Сильвер!

Ее сердце бешено заколотилось. Господи, что ей делать? Она поспешно вытерла лицо, не уверенная в том, что сможет сейчас посмотреть ему в глаза.

— Сильвер!

Он навалился плечом на дверь. Та с треском распахнулась и стукнулась о стену.

С оружием в руках он влетел в ванную. Она ахнула и схватилась за раковину у себя за спиной. Увидев ее обнаженной до пояса, он оторопел.

— Черт возьми, Сильвер! Почему ты мне не отвечала! Ты так долго молчала, что я… подумал… — Его взгляд скользнул по ее груди, по обнаженному животу. Он провел рукой себя по волосам, не зная, куда смотреть. — Ты в порядке? Почему ты не ответила?

Она же по-прежнему не могла обрести дар речи.

Его взгляд был прикован к ее груди, к ее шраму.

Она сглотнула, отказываясь прятаться, не желая прикрываться.

Он в упор посмотрел на нее. Его глаза горели почти животным желанием. Сильвер вздрогнула, в животе защекотало. Значит, она ему не отвратительна? Он все еще хочет ее. Сильно и страстно. Это было видно по его лицу, по тому, как дрожала его рука, когда он клал ружье на раковину.

— Сильвер, — прохрипел он и шагнул ближе.

Он протянул руку и кончиками пальцев осторожно коснулся ее шрама.

— Никогда не думай, что это делает тебя некрасивой. — Он медленно провел пальцем по гребню шрама вниз, к ее соску. — Никогда так не делай, — прошептал он, большим и указательным пальцами сжав ее сосок. Тот напрягся так сильно, что ей стало больно. — Тебе нечего скрывать, по крайней мере, от меня.

Ты не знаешь и половины того, что я вынуждена скрывать.

Она выдержала его взгляд, ее дыхание сделалось частым и поверхностным.

Внезапно она подалась вперед, и ее губы встретились с его губами. Она крепко поцеловала его. Приоткрыв ему рот, она языком нащупала его язык и переплелась с ним. Ее рука скользнула вверх по его торсу. Она тотчас почувствовала под пальцами пульсацию его мышц.

Он застонал. Взяв ее голову в ладони, он зарылся пальцами в ее волосы, однако позволил ей взять инициативу в свои руки.

Это придало ей уверенности. И разожгло желание.

Она хотела его. Она захотела попробовать… снова быть с мужчиной… с этим мужчиной. Она потянулась к пуговицам его рубашки и стала неловко расстегивать их. Желание поглощало ее, ослепляло, испепеляло любую тревогу о будущем. Для нее больше не существовало ничего, кроме этого момента. Она больше не хотела ни о чем думать. Стоит ей задуматься, как она снова впустит в сердце страх.