Констебль Хикки – патрульный, ответивший на вызов вместе с Тоннер, – встретил их у каменной арки. Он дрожал в своем непромокаемом плаще-пончо, трепетавшем на ветру: натянув поверх фуражки пластиковый капюшон, парень проторчал на холоде почти всю ночь. Энджи уже побеседовала и с ним, и с врачами «Скорой». Экскурсанты и Эдвин Лист явятся в управление днем.

Они подписали протокол осмотра места происшествия, поданный патрульным офицером, и ступили на территорию кладбища. Хикки и эксперт показывали дорогу. Свежий снежок хрустел под бахилами, когда они проходили мимо белых мраморных херувимов на пьедесталах. Молочно-белые глаза статуй словно провожали маленькую процессию, пробиравшуюся между памятников.

– Ну хоть снег перестал, – заметил Хикки, наклоняя голову – порывом ветра ему в лицо швырнуло чешуйки сосновой шишки.

– Глобальное потепление, – отозвался эксперт. – Таких дней будет больше, а погода станет еще хуже.

– Но ведь должно глобально потеплеть, а не наоборот?

Эксперт пожал плечами.

– Думаете, наш извращенец выбрал вчерашнюю ночь из-за снегопада? – спросил Хольгерсен. – Чтобы легче скрыться? Обыватели попрятались в тепле и уюте…

Энджи не ответила – замерев, она впитывала все сразу: темные влажные надгробия, справа небольшой мавзолей, мертвые цветы в пластиковых рожках торчат из снега в местах погребений. Черный каменный ангел взирал на нее сверху вниз, разведя крылья, точно горгулья. Деревья вокруг – узловатые и изогнутые исполины, хвойные и лиственные, с голых веток свисают зеленые лишайники, известные в народе как «ведьмины волосы». Входов на Росс Бей несколько, стало быть, насильника можно искать в разных направлениях.

– Вот уж ни за что не приперся бы сюда с экскурсией глазеть на призраков… – признался Хольгерсен, медленным шагом описав круг рядом с Энджи. – Когда у нас в последний раз был такой снегопад?

– Просто теплый влажный фронт столкнулся с арктическими массами, державшимися в городе с конца ноября, – негромко ответила Энджи. – Снег долго не пролежит, скоро потеплеет.

Хикки с экспертом подвели их к живой изгороди из непролазных, уродливо скрюченных деревьев, отделявших кладбище от Далласского шоссе и океана внизу. Здесь ветер казался еще холоднее, а звук волн, разбивавшихся о берег, слышался громче. Пальто Энджи звучно хлопало и билось у икр. Глаза слезились от холода. Вздрогнув, она снова вспомнила маленькую девочку в розовом платье, увиденную ночью на шоссе.

– Вот тут мы с констеблем Тоннер увидели медиков, пытавшихся стабилизировать жертву, – сказал Хикки, останавливаясь перед одной из могил. – Экскурсия вошла через вон тот вход, – он показал рукой, – и споткнулась о нашу жертву.

Вокруг все было истоптано, снег – розовый от крови. Эксперты в белых непромокаемых комбинезонах осматривали участок вокруг могилы, счищая снег в поисках каких-либо следов, фотографируя и зарисовывая место преступления.

Сопровождавший их эксперт добавил:

– Все затоптали медики, экскурсанты, патрульные и репортерша из «Сити Сан», которая явилась сразу после нас. Нам очень повезет, если найдется хоть один четкий отпечаток…

Энджи перевела взгляд с кровавой каши на земле к гранитному пьедесталу, на котором высилась большая каменная статуя. На памятнике значилось:

«Мэри Браун, 1889–1940.

Если я пойду долиной смертной тени, не убоюсь зла, ибо Ты со мной».

Внимание Энджи переключилось с эпитафии на саму статую. Пустые каменные глазницы Божьей Матери невидяще глядели туда, где ночью лежала жертва. Скульптурные складки покрывала облегали тело, руки слегка разведены в стороны ладонями вверх. Жест мольбы. Кровь стыла в жилах от такой символичности.

– Нашу обрезанную «Джейн Доу» оставили у ног Девы Марии, – пробормотала она и повернулась к Хикки: – В какой позе лежала жертва?

– На спине, лицом вверх, – сразу ответил патрульный. – Головой к пьедесталу, руки сложены на груди одна поверх другой, вот так. – Он сложил руки у себя на груди.

Будто в молитве…

– Ноги были широко раздвинуты, взгляду сразу открывался окровавленный пах. – Он кашлянул. – Она сто раз могла истечь кровью, снег на ней уже не таял… Как она выжила, не пойму. – Он снова кашлянул.

– Ее нарочно так уложили, – прошептал Хольгерсен, глядя на красный снег.

Сзади раздался звук, похожий на выстрел. Все подскочили и обернулись. Большой сук, не выдержав ветра, сломался и, падая, ударился о какое-то надгробие. Салют из мелких обломков коры и мха разлетелся над белой от снега землей.

– Черт, – выругался Хольгерсен.

Заметно побелевший Хикки дрожал всем телом.

– Рядом есть какие-нибудь пруды? – спросила Энджи, снова повернувшись к месту преступления.

– Никак нет, – ответил Хикки.

– Значит, в пресной воде ее топили где-то еще, а затем привезли сюда и аккуратно уложили в молитвенной позе у каменных стоп Божьей Матери… – Энджи прокручивала в памяти подробности дел Риттер и Фернихок: нарисованные на лбу распятия, насильник в маске. Обе девушки были пьяны и плохо соображали. Обе ушли с вечеринок без провожатого. На обеих напали сзади, сшибли на землю и изнасиловали, приставив нож к горлу. Потом и Риттер, и Фернихок оглушили ударом по голове. Обе помнили, что насильник, накрутив их длинные волосы на руку в перчатке и держа нож у горла, повторял одно и то же:

– Отрекаешься ли ты от Сатаны, виновника и князя греха? Отрекаешься ли ты от Сатаны и всех дел его?

Он заставил их ответить: «Отрекаюсь», прежде чем войти сзади.

Энджи и Хаш выяснили, что эти фразы взяты из католического обряда крещения. Очнувшись, обе девушки обнаружили у себя на лбу рисунок распятия, сделанный несмываемым красным маркером. И у каждой была срезана прядь волос точно посередине лба.

Сведения о характерных словах, распятии на лбу и срезанных волосах были засекречены, репортеры ни о чем не пронюхали, поэтому сходство между этими изнасилованиями и новым преступлением вряд ли можно было приписать действиям подражателя.

Энджи чувствовала – он вернулся. Маньяк, за которым охотились они с Хашем.

Она подняла руку и коснулась лба двумя пальцами:

– Во имя Отца, – она опустила руку, коснувшись солнечного сплетения, – и Сына, – она дотронулась до левого, а затем правого плеча, – и Святого Духа, – тихо закончила Энджи и повернулась к Хольгерсену: – Он погрузил ее в воду и вырезал на ней распятие. Изнасиловал, затем лишил женского естества, сделав бесполой, и положил умирать у ног Девы Марии. Это не изнасилование, а ритуал: он ее крестил.

Все смотрели на Энджи.

Ветер взвыл, задув в другом направлении. С неба посыпалась ледяная крупа.

– Чертов извращенец, – прошептал Хольгерсен. – Только крестителя нам не хватало. Это точно не первое родео этого типа. Он и раньше так делал, а значит, сделает снова.

Глава 6

– Без изменений, – сообщил Хольгерсен, снова позвонив в больницу. – Личность установить пока не удалось.

Энджи сжала руль, сворачивая на Фэрмонт: они ехали в управление. Ей не терпелось добраться до папок с делами Фернихок и Риттер. «Джейн Доу» должна продержаться, пока Энджи не запустит в расследование зубы. Чем скорее установят личность потерпевшей, тем лучше: сейчас детективы в своих действиях связаны по рукам и ногам.

Одним из важнейших аспектов расследования преступлений такого рода является виктимология: кто пострадавшая, где она училась, были ли у нее работа, хобби, где она жила – словом, необходимо выяснить, чем она занималась в период, предшествовавший нападению, что в ней привлекло внимание преступника.

– Интересно, когда это дело у нас уведет убойный? – сказал Хольгерсен. – Да, имело место изнасилование, но наш извращенец оставил жертву истекать кровью и умирать от переохлаждения, а это попытка убийства. Может, он вообще счел ее мертвой, а ей вот повезло…

– Бабушке твоей повезло! – Энджи смерила напарника гневным взглядом. – Я хочу вести это дело, смотри не подлей мне дерьма.