– Отвез.

И тронул машину с места.

По дороге в отделение он сказал:

– Мне только что звонил Базьяк. Лео и Хольгерсен нашли квартиру Хокинг – там все чисто.

– В смысле – чисто?

– Одиннадцать дней назад Хокинг якобы позвонила и предупредила, что съезжает. Приезжали люди из компании перевозок и вывезли мебель и вещи.

– Значит, одиннадцать дней назад она была жива?

– Или кто-то позвонил от ее имени насчет прекращения аренды. Хольгерсен с Лео вроде бы нашли ее дантиста. – Он поглядел на Энджи. – Догадайтесь, как его зовут?

– Ну? – спросила она, неотрывно глядя на него.

– Джон Джекс! Правда, пишется замысловато, на французский лад.

– Так что, он и есть бойфренд Драммонд?!

– У доктора Джекса имеется сынок, Джон Джекс-младший, двадцати двух лет. Лео с Хольгерсеном покопались в биографии Джекса-старшего. Он – член правления загородного клуба «Оук Бей» и неоднократно попадал в поле зрения полиции за связи с организованной преступностью. Отмывание денег, уклонение от уплаты налогов и попытка подкупа судьи. Но от всех обвинений он отбился. В прокуратуре его называют Тефлоновым Джоном.

Энджи тихо присвистнула.

– Значит, дантист с сынком могут оказаться ниточкой, соединяющей наших мертвых девочек, Грейси и Фейф.

– Дальше – больше: репортерша из «Сан» Мерри Уинстон оказалась у квартиры Фейф Хокинг одновременно с Лео и Хольгерсеном. Опять ей кто-то слил информацию о личности и адресе нашей утопленницы! – Мэддокс снова поглядел на напарницу. – Что ты думаешь об этой утечке? Неужели кто-нибудь из нашего управления?

– Если из нашего, тогда у него нешуточный личный интерес, – отозвалась Паллорино. – Он хочет либо убрать кого-то из руководства, либо по-крупному подставить полицию Виктории.

– Не обязательно он, может статься, что и она.

– В смысле?!

– В самом прямом.

– Ты думаешь, это я?!

– Ты же не единственная женщина в столичной полиции, Паллорино.

От Энджи пахнуло волной такого гневного жара, что в салоне стало душно.

– Я – единственная женщина с информацией по этому делу!

– Не могу согласиться. Существует технический персонал, члены семей и интимные связи. В семейном кругу даже копы бывают болтливы. Нравится это тебе или нет, но так обстоят дела.

Энджи промолчала. Тишину нарушали лишь звуки «дворников» и тихий гул обогревателя.

– Ты-то мне доверяешь? – тихо спросила она.

– Напарнику необходимо доверять. – Мэддокс украдкой взглянул на нее. – Напарник прикрывает твою спину.

Глава 30

В оперативном штабе было жарко и пахло по́том, сырой одеждой и табачным дымом, въевшимся в ткань и мокрые волосы. Добавьте к этому чесночный, сырный, дрожжевой и колбасный запах от пиццы, пятнами пропитавшей картонные коробки, и станет понятно, отчего Энджи замутило. Она налила себе холодной воды и села поближе к белой доске. Странные речи матери не шли из головы. И эта молитва – вроде бы прекрасная похвала Деве Марии… Еще в коридоре Энджи нашла в телефоне перевод с латыни: «Радуйся, Мария, Царица Небесная, Господь с тобою. Преблагая и Всемилостивейшая владычица, услышь меня, грешную»…

Может, смятение, вызванное этим гимном, связано с расследованием? Религиозные обертоны? Дева Мария, к ногам которой положили Грейси Драммонд? Или накопилось все сразу – галлюцинации, голоса в голове, возможное психическое расстройство, внутренний конфликт из-за секса с Мэддоксом, тревога по поводу заболевания матери – и спеклось с фактами дела об убийстве и теми прошлыми изнасилованиями? Неужели от хронической усталости у нее уже едет крыша?

Из головы не шло странное упоминание об Италии, несостыковки в датах на фотографиях и обрывки воспоминаний о той аварии, которую она не помнит. Это глодало Энджи изнутри. А откуда взялись непонятные фразы, застрявшие в памяти?

«Утекай, утекай!.. Вскакуй до шродка, шибко! Шеди тихо! Убегай, убегай! Забирайся быстро сюда! Сиди тихо!»

Что это за язык, черт побери? И почему она словно бы понимает смысл?

Базьяк снова вышел к белой доске и постучал костяшками пальцев по столу, как судья молотком. В кабинет внесли большой монитор и установили рядом с доской, уже порядком заклеенной распечатанными фотографиями и данными, пополнявшимися по мере того, как поступала информация от участников следственной группы. Мужчина лет пятидесяти восьми – темноволосый, в очках как у Джона Леннона, – колдовал над ноутбуком, готовя какую-то презентацию. Наконец он вывел изображение на экран. Фиц тоже присутствовал на совещании – он уселся у стены и наблюдал.

Кабинет понемногу заполнялся, все рассаживались, но место рядом с Энджи оставалось пустым, точно она была некой парией. В конце концов стул занял Мэддокс, нечаянно задев Энджи локтем, отчего она невольно напряглась. Она чувствовала исходивший от него жар, твердость его тела. Воспоминания о том, как он лежал обнаженным в красной комнате, запульсировали в потаенных уголках сознания. Энджи глубоко вздохнула.

Вожделение – коварный зверь.

Похоть была ее зависимостью. Анонимный секс несложен, но это… То, что она начинала чувствовать… Желание быть слабой, потребность получить его одобрение, зарождающаяся привязанность… Надо побыстрее отделаться от Мэддокса. Ей нужен новый партнер. Она не выдержит, если потеряет еще одного друга, и уж точно ей не нужны новые интимные отношения с коллегой. Она сейчас не в том состоянии, чтобы затевать что-то подобное.

– Так, – сказал Базьяк. – Короче, что у нас есть на этот час? Начнем с результатов вскрытия.

Жара и духота в комнате сгущались. Голова у Энджи гудела, перед глазами все сужалось в одну точку. Слова Базьяка сливались в монотонный гул. Энджи оттянула ворот свитера, стараясь сосредоточиться на том, что он говорит:

– …непереваренное содержимое пищеварительного тракта Хокинг указывает на прием пищи за два-три часа до смерти…

Энджи с ужасом поняла, что отключилась, причем непонятно насколько. Ее обдало страхом. Соберись же, черт побери!

– …проведенный анализ остатков пищи, извлеченной из пищеварительного тракта Хокинг, показал, что она ела некое блюдо, в состав которого входит tuber melanosporum, черный трюфель, произрастающий в южной Европе, и мраморную говядину кобе, то есть мясо черных бычков особой породы тадзима, выращенных в японской префектуре Хиого… – Базьяк поднял глаза: – Наша утопленница лакомилась весьма недешевыми кушаньями за пару часов до того, как ее убили. – Он вновь углубился в отчет: – Пока еще ждем дальнейшего экспертного анализа, но уже сейчас можно сказать, что фрагменты шерсти животного, найденные в складках пленки, принадлежат домашней козе. Есть и остевые, и пух… В области лобка Хокинг найдены фрагменты человеческих волос. Анализ ядерной и митохондриальной ДНК показал, что фрагменты волос принадлежат двум разным мужчинам, белым, черноволосым, европейского типа, и могли расти в паховой области, внизу живота либо на бедрах. Совпадений по нашей базе нет. Еще один волосок одного из этих мужчин был найден на теле покойной. Итак, двое неустановленных мужчин… – Базьяк замолчал, просматривая дальнейший отчет, перевернул страницу и нашел то, что искал: – Фрагменты листьев принадлежат Quercus garryana, дубу белому орегонскому, а семечко травы, найденное в пленке, – один из видов сельскохозяйственных травянистых культур. Вместе с белым дубом она произрастает довольно редко и, как правило, в экосистемах дуба заостренного, которые встречаются на неглубоких почвах юга провинции и островов Галф. Сейчас мы пытаемся сузить район поисков с помощью специально привлеченного специалиста-ботаника…

Базьяк глотнул воды.

– Опрос жителей прилегающих улиц возле кафе «Синий барсук» ничего не дал. Попутчик Драммонд, который сходит на той же остановке, что и она, сам явился в отделение, у него есть алиби. Второго пассажира, который тоже сошел на той остановке в прошлую субботу, никто не узнал. Парни из экспертного нашли фрагменты волос и крови у стены бывшей газовой станции, ДНК совпадает с Драммонд, плюс обнаружили пуговицу от ее пальто. Улики, найденные на одежде Драммонд, включая светлый волос с головы, пока еще в лаборатории.