Он вздрогнул, словно собираясь броситься наутек, и Мэл приготовилась к захвату. Бенуа позади нее сделал то же самое, сдвинувшись чуть вправо.

– Да, я Джон Риттенберг.

– Ваша жена дома, сэр?

– Нет.

– Где мы можем ее найти?

– Она уехала.

По телу Мэл пробежала легкая дрожь.

– Уехала? Куда?

– Откуда мне знать? Собрала вещи и уехала. Я ей звонил, но она не отвечает.

– Можем мы войти, мистер Риттенберг?

– Зачем?

– Мы должны убедиться, что вашей жены здесь нет.

– Я же вам сказал – Дейзи уехала. В чем вообще тут дело?

– При каких обстоятельствах вы поранили лицо и руку, сэр?

Джон Риттенберг машинально спрятал забинтованную руку за спину.

– Это вас не касается.

– Ваша жена знакома с Ванессой и Харуто Норт? – спросила Мэл.

Джон Риттенберг побледнел, на скулах вздулись желваки. На вопрос он не ответил, но Мэл видела, как он борется с опьянением, пытаясь что-то придумать.

– Будьте добры, отвечайте на вопрос, сэр, – подал голос Бенуа.

– А вам-то какое дело?

– Мы расследуем исчезновение человека на Северном берегу, – спокойно сказала Мэл. – И у нас есть основания полагать, что вы и ваша жена можете нам в этом помочь. Вы не против, если мы войдем?

Джон Риттенберг прищурился и крепче вцепился в дверь. Казалось, он почти протрезвел. Он собрался, напряг мускулы и сделал непроницаемое лицо, словно отгораживаясь от детективов невидимой стеной. Сглотнув, он проговорил медленно и отчетливо:

– Мне очень жаль, друзья, но своей жене я не сторож. Я не слежу за каждым ее шагом и не знаю, где она может быть в данный момент.

– Насколько нам известно, сэр, ваша жена находится на поздних сроках беременности. Ей и ребенку может угрожать опасность, поэтому крайне важно, чтобы…

Джон начал закрывать дверь, но Мэл помешала ему, выставив вперед ногу. Она прекрасно понимала, что вплотную приблизилась к границе, переступать которую без ордера не стоило, однако сейчас ее одолевало беспокойство за здоровье жены и еще не родившегося ребенка этого типа.

– Это ваша машина стоит на подъездной дорожке?

Джон Риттенберг смерил детектива мрачным взглядом, но ничего не сказал.

– Вы ездили на этой машине вчера вечером в особняк «Нортвью», также известный под названием «Стеклянный дом», которым владеют Ванесса и Харуто Норт?

Он попытался закрыть дверь, но Мэл крепче уперлась в косяк башмаком.

– Кто убирает в вашем доме, мистер Риттенберг? – наседала она.

– А это-то тут при чем? – удивился он, казалось, совершенно искренне.

– Вы пользуетесь услугами клининговой фирмы «Помощь Холли», верно? – спросил Бенуа.

Риттенберг перевел взгляд на чернокожего полицейского, и на его лице появилось неприязненное выражение.

– Я не в курсе. Этими вопросами занимается моя жена.

– Вы знакомы с Кит Дарлинг – уборщицей из этой фирмы? – снова спросил Бенуа.

Не отрывая взгляда от его лица, Риттенберг выругался.

– Вы что, человеческого языка не понимаете? Я же только что вам сказал – клининг заказывает моя жена Дейзи, но я сомневаюсь, что даже она знает по именам всех, кто приходит сюда мыть и пылесосить. В дни уборки Дейзи всегда старается куда-нибудь уехать. А теперь уберите свое копыто и дайте мне закрыть дверь!

– Мистер Риттенберг, – проговорила Мэл очень спокойно, – когда вчера в шесть часов и пятнадцать минут пополудни вы и ваша жена приехали в дом Нортов на этом «ауди» – с букетом, купленным в магазине «Цветы Би», и ягодным пирогом из бистро «Пи», – видели ли вы на дорожке перед «Стеклянным домом» желтый «субару кросстрек» с логотипом «Помощь Холли» на дверце?

– Никаких других машин там не было.

– Значит, вы подтверждаете, что побывали в особняке Нортов?

– Знаете что, валите отсюда, или я вас по судам затаскаю. Это частная собственность, и вы здесь незаконно. Если у вас остались вопросы, раздобудьте сначала ордер или сразу обратитесь к моему адвокату.

Мэл убрала ногу и отступила на полшага назад.

– Нам нужно знать, где находится ваша…

Но Джон Риттенберг уже захлопнул дверь.

Щелкнул замок.

Мэл обернулась к Бенуа. Тот сосредоточенно хмурился, взгляд его был неподвижен и словно обращен внутрь. Мэл не сомневалась: напарник – как и она сама – думает о ноже, найденном на дне бассейна, о брызгах крови на стенах гостиной «Стеклянного дома», свидетельствовавших об отчаянной борьбе, и о свежих царапинах на лице и руке Джона Риттенберга.

– Надо поскорее найти его жену, – заметила Мэл.

– А еще эту уборщицу, Кит, – поддакнул Бенуа.

Джон

Из окна детской на втором этаже Джон смотрел, как полицейские идут от крыльца к своей машине. Сердце его билось часто и неровно, кровь шумела в ушах. Усилием воли он попытался прогнать хмель и собраться, но безуспешно. Паника стискивала его горло железными пальцами, руки тряслись, по спине и по лицу стекал холодный пот.

«Сосредоточься! Нужно сосредоточиться!»

Продолжая одним глазом следить за легавыми, которые задержались возле его «ауди», Джон набрал номер Дейзи, но она не ответила, и после нескольких гудков телефон переключился на голосовую почту:

«Привет, это Дейзи! Оставьте сообщение, и я вам перезвоню».

– Дейзи, ради бога, ответь! Позвони мне! Позвони, пожалуйста. Это важно! Нам нужно поговорить!

Пока он записывал сообщение, полицейские включили фонарики и начали обходить «ауди» кругом. Вот они наклонились, чтобы рассмотреть грязные покрышки и номерной знак. Женщина вытерла его салфеткой и сфотографировала на телефон.

Джон тем временем поспешно набирал номер своего адвоката.

Дневник

Сегодня я убираюсь в роскошной квартире в многоэтажном кондоминиуме, расположенном в модном районе Йельтаун, сплошь застроенном сверкающими высотными башнями из стекла и бетона. Смешно: столько людей живут в стеклянных коробках друг над другом, фактически на голове у соседей. Насколько я знаю, квартира используется для краткосрочной сдачи туристам. Таких квартир, которые сдаются буквально на пару ночей, в реестре Холли десятка полтора.

На этот раз мне везет. Последний постоялец – одинокий мужчина, который только что съехал, – в квартире только спал, брился и принимал душ. Возможно – бизнесмен, приехавший в Ванкувер по делам на один-два дня. Никаких следов яростного секса, как в предыдущий раз. Никаких пустых бутылок из-под виски и пива. Никакой кокаиновой пыли на стеклянных столиках, никаких использованных презервативов и вибраторов с севшими батарейками. А на прошлой неделе я даже нашла под кроватью пару наручников с мягкой подкладкой.

Я отдергиваю занавески, впуская в квартиру бледный солнечный свет. На противоположной стороне улицы мигает неоновая вывеска клуба под названием «Кабаре Люкс». Новая модная точка. Не понимаю, как этот пульсирующий круглые сутки розовый неоновый свет не сводит с ума обитателей стеклянных квартир.

Перестилая постель, я думаю о своей вчерашней работе в «Стеклянном доме» и о том, как я застукала Хортона Брауна, который следил за мной из-за живой изгороди через окно спальни, где я пылесосила. При мысли об этом я слегка вздрагиваю. Странный тип этот Хортон, от него у меня мурашки бегут по всему телу.

Но я запрещаю себе думать об этом и быстро заканчиваю уборку. У меня остается немного свободного времени, и я сажусь за столик у окна, чтобы набросать кое-какие мысли.

Давненько я ничего в тебе не писала, дорогой Дневник. Вообще-то, я даже хотела тебя забросить. И на последний сеанс с психоаналитичкой не пошла. Наверное, я просто боюсь – она подтвердит то, что я знаю и так: сама того не замечая, я оказалась в опасности. Опасность грозит и моей психике, и мне самой – живому человеческому существу, которое запросто может стать мертвым человеческим существом. Проще говоря – трупом. Наверное, даже то, что я хотела перестать вести дневник, указывает, что я вплотную подошла к чему-то, что мое подсознание предпочитает от меня скрывать.