В мозгу Дейзи снова зазвучали слова Чарли Уотерс:
«А-а, кажется, я поняла! Это, наверное, Кит…»
Кит. Кит Дарлинг. Именно она убиралась в «Розовом коттедже» в тот день, когда в почтовом ящике появилось письмо с куклой Чаки. Сосед не видел на участке никаких посторонних за исключением уборщицы. Значит…
А могла ли уборщица – человек, у которого имелись ключи от ее дома, – быть тем человеком, который подкладывал ей другие записки и публиковал комментарии в ее Инстаграме? Могла ли Кит Дарлинг подсунуть записку в ее запертый автомобиль? На мгновение перед глазами Дейзи возник стенной шкаф в прихожей, где на специальной дощечке с крючками висели запасные ключи от «БМВ» и «ауди». Уборщица вполне могла взять ключи и сделать дубликаты.
Могла ли Кит Дарлинг присвоить ее бриллиантовый кулон?
Куда еще она могла залезть? В какие уголки заглянуть?
Дейзи стало нехорошо. Да, уборщица совершенно точно могла обыскать весь дом сверху донизу.
Вот только зачем, ради всего святого, ей это могло понадобиться?
И снова она представила себе страшную гифку. Чаки с ножом, рука поднимается и опускается, поднимается и опускается… «Надеюсь, твой ребенок сдохнет!»
Страх уступил место гневу, и кровь в жилах Дейзи словно забурлила. Лицо горело, на лбу проступила испарина. Нельзя сидеть сложа руки, нужно действовать – все равно как, лишь бы предпринять хоть что-то. Дейзи скомкала салфетку с написанной на ней фамилией Дарлинг и выругалась.
«Если эти угрозы дело рук Кит, – подумала она, – я сама ее найду и прикончу!»
Мэл
Войдя в прихожую своей двухэтажной квартиры, Мэл сняла промокшую куртку и повесила на вешалку.
– Питер?! – позвала она, садясь на низкую скамью, чтобы расшнуровать ботинки.
Никто не отозвался. Было довольно поздно, но на нижнем этаже горел весь свет, и Мэл забеспокоилась. Сбросив с ног ботинки, она в одних носках поспешила на кухню.
Муж сидел за обеденным столом и читал газету. Увидев в дверях Мэл, он поднял голову и улыбнулся. В квартире было тепло – в гостиной горел газовый камин.
– Привет, дорогая, – сказал Питер ван Альст, откладывая газету. – Ну, как прошел твой день? Нашли жертву?
Мэл почувствовала, как защемило сердце. На мгновение – короткое и горькое – ей показалось, будто их жизнь вернулась к норме. Не зная, то ли у мужа наступило короткое просветление, то ли это ее измученный мозг выдает желаемое за действительное, Мэл сказала, тщательно подбирая слова:
– Пока нет. Я… Честно говоря, я совершенно забыла, что я тебе уже об этом рассказывала… – Она открыла буфет, достала бокал и налила себе немного красного вина, потом протянула бутылку Питеру. – Будешь?..
– Нет, спасибо, я уже напился чаю. По телефону ты сказала, что в доме на Северном берегу обнаружены явные признаки насильственных действий, но ни пострадавших, ни владельцев дома на месте не оказалось.
Мэл сделала глоток из бокала и на мгновение прикрыла глаза, стараясь справиться с наплывом эмоций. Поставив бокал на стол, она открыла холодильник, достала остатки лазаньи и переложила в стеклянную миску.
– Да, жертву пока не обнаружили, хозяев дома и их домработницу, которая вроде как была на месте преступления, тоже нет, – сказала она, направляясь к микроволновке. – Зато мы напали на след супружеской пары, которая приезжала в этот дом на сером «ауди».
Мэл открыла дверцу микроволновки, и сердце у нее упало: внутри стояла вторая миска с лазаньей. Питер забыл поесть.
Мэл посмотрела на часы. Четверть двенадцатого.
– Ты что-нибудь ел, Пит?
Молчание.
Она обернулась. На лице мужа появилось растерянное выражение.
– Не хочешь перекусить? – быстро поправилась Мэл.
– Н-нет, я не голоден. Я поужинал.
Она кивнула, убрала из микроволновки миску с его порцией, поставила внутрь свою лазанью и нажала на кнопку. Пока еда разогревалась, Мэл вернулась к столу и выпила еще немного вина. Взгляд Питера переместился на открытую дверь в гостиную, сквозь которую был виден газовый камин. Он смотрел на языки пламени, но его лицо ничего не выражало. «Он уходит от меня», – подумала Мэл в отчаянии. Ускользает прочь, похищенный этой загадочной и безжалостной болезнью. Первые признаки начали проявляться у него лет семь назад, но они были почти незаметными. Потом Питер внезапно упал прямо в гостиной. Врачи решили, что с ним случился микроинсульт, но все оказалось гораздо хуже. Муж начал периодически впадать в депрессию, потерял интерес к своему излюбленному хобби (когда-то он обожал возиться в саду), сделался забывчивым и раздражительным. С каждым днем он проявлял все меньше уважения к социальным нормам и все чаще злился на жену – срывался, орал, ругался. Несколько раз с ним случались приступы «дорожного бешенства», один из которых был настолько вопиющим, что позже к ним домой явилась полиция. Дела на работе шли все хуже и хуже, Питер начал проявлять небрежность, и его коллеги и студенты все чаще на него жаловались, но официальный диагноз ему поставили значительно позже.
Мэл перенесла свою лазанью на стол, поставила рядом с недопитым бокалом и села напротив мужа.
– А как у тебя дела? Что ты сегодня делал?
Глядя ей в глаза, Питер некоторое время обдумывал вопрос.
– В основном читал, – сказал он. – В газете была статья о семидесятиоднолетней женщине, которая пропала без вести. О той, с Альцгеймером… Ее еще не нашли?
– Ты имеешь в виду Сильвию Каплан?
Он кивнул.
– Она вышла из своего дома в Восточном Ванкувере и не вернулась. Ее дочь утверждает, что Сильвию ищут уже почти два месяца. В последний раз ее видели на автобусной остановке на бульваре Ренфрю. Родственники и полиция считают, что она села в автобус, сошла с него где-то по маршруту и заблудилась.
– Печальная история, – Мэл кивнула. – К сожалению, подобные вещи случаются достаточно часто.
– В газете писали, что в нашей провинции очень нужна официальная система «Серебряной тревоги» [78] . Такая же, как «Янтарная тревога» для пропавших детей…
– Согласна. – Мэл отправила в рот кусок лазаньи, продолжая внимательно разглядывать лицо Питера. Заметив в его глазах слезы, она отложила вилку и взяла мужа за руки.
– Что с тобой?
Он вздохнул и отвернулся.
– Мы же дали клятву, – сказала она. – Ты и я. В болезни и здравии… Помнишь?..
Питер продолжал прятать взгляд.
– Пит!
Он повернулся к ней.
– Я не дам тебе уйти неизвестно куда. Я буду с тобой.
– Мне нужно поговорить с этими людьми… – проговорил он глухо.
– С какими людьми?
– Из «Достоинства перед ликом смерти»… Насчет медицинской помощи в добровольном уходе из жизни.
Мэл вздрогнула. Она не сразу нашлась, что сказать. До сих пор она запрещала себе думать об этом варианте. И у нее это получалось – почти получалось.
– Я не хочу превратиться в овощ и лежать в доме престарелых, – сердито сказал Питер. – Годами лежать в кровати и покрываться пролежнями, пока тебя кормят через трубочку, потому что ты забыл, как глотать, и меняют тебе памперсы… Я не хочу, чтобы тебе пришлось через это пройти. Ни тебе, ни кому-либо другому.
Мэл медленно втянула воздух.
– Хорошо, – сказала она негромко. – Обещаю, попозже мы поговорим об этом.
Питер с такой силой ударил кулаком по столу, что ее бокал покачнулся. Мэл морально приготовилась к новому взрыву.
– Поговорим! Вечно эта пустая болтовня! Мне нужны действия, Мэл! Ты понимаешь?! Действия!
Он впился взглядом в ее лицо. Руки у него дрожали, по щекам катились слезы.
– Я понимаю, Пит. Я все понимаю. Обещаю тебе: после того как я закончу это дело, мы сходим к врачу и разузнаем все о медицинской помощи… в добровольном уходе из жизни. Мы обсудим все варианты.
Несколько секунд муж мрачно смотрел на нее.
– Больным с деменцией трудно получить разрешение на эвтаназию. Официальная процедура требует, чтобы пациент до конца сохранял ясность сознания.