Мэдди сидит в своем домашнем кабинете. Она вертит в руках визитную карточку, оставленную ее матерью, пока слушает первый эпизод подкаста. Звук некогда хорошо знакомого голоса затягивает ее все глубже в прошлое, когда она была школьницей… до того вечера, когда она стояла той ночью перед костром Улльра.

Тринити: Если… если не вы, то кто это сделал?

Охранник: Время вышло, Пелли. Давай, пошли.

Клэйтон: Кто бы это ни сделал, ее убийца до сих пор на свободе.

Слова Пелли эхом звучат в ее голове, с каждым разом отдаваясь все громче:

Ее убийца до сих пор на свободе.

Ее убийца до сих пор на свободе.

Ее убийца до сих пор на свободе.

— Мэдди?

Она вздрагивает и разворачивается на стуле. Даррен находится в комнате; он лишь немного заступил в дверной проем. Он все слышал. Выражение его глаз пугает ее.

— Что, если он этого не делал? — спрашивает Даррен. Его голос звучит как-то странно. И, как говорит Тринити Скотт, если он этого не сделал, то кто?

— Это глупо! — Мэдди хлопает по аудиколонке. — Идиотизм какой-то. Ничем не оправданное заявление. Он лжет напропалую, и эта женщина — эта Тринити — прекрасно понимает его. Она стряпает историю из его лжи, делает очередную сенсацию. И я тебе скажу одну вещь: подкаст «Это преступление» и есть настоящее преступление. Весь ее проклятый бизнес — преступное занятие. Такое дерьмо непозволительно. Это клеветнические измышления.

— Но она никого не оклеветала, если…

— Пока еще нет. Но она закладывает почву для новых теорий о том, кто это сделал, и все они основаны на лживых показаниях социопата. Делая это, она начинает возбуждать необоснованные подозрения среди горожан. Среди наших знакомых, рядом с которыми мы живем.

— Ты будешь говорить с ней, когда она позвонит? Потому что это вопрос не «если», а «когда».

Мэдди смотрит на Даррена.

— Я… а ты?

Он приглаживает волосы ладонью.

— Пожалуй, сотрудничество будет лучше, чем отказ от разговора. Посмотри, что будет с твоей матерью в случае отказа от интервью. Это будет выглядеть так, как будто она что-то скрывает. Наверное, было бы лучше, если бы она дала объяснения и рассказала о ходе расследования. По крайней мере, если мы все дадим Тринити наше мнение об этом деле, то у нее будет верное представление. Такие люди, как она, только больше распаляются, если с ними не хотят говорить. Тогда ее слушатели могут купиться на идею о заговоре молчания.

Мэдди удерживает взгляд ее мужа. Напряжение в комнате постепенно нарастает. Происходит нечто вроде сдвига парадигмы, и некогда уютный или, по крайней мере, благосклонный мир утрачивает свои предохранительные клапаны.

На другой стороне города Джонни Форбс слушает подкаст о Лиине Раи, выполняя мелкие поручения по пути в пивоварню, где он работает. Его мысли возвращаются к подержанной армейской куртке, которую так и не смогли найти ныряльщики. Он гадает, было ли это правдой или ложью. Вероятно, все эти годы он успешно скрывался от неудобных вопросов. Вероятно, ему было проще прятать голову в песок. Наверное, все они были такими. Он останавливается на автостоянке перед пабом «Вороний насест», чтобы принять заказ на доставку пива. Здание расположено напротив пивоварни, и он видит «Харлей» своего отца, припаркованный снаружи.

В клубе Джонни находит своего тестя Рекса Гэллоуэя, тихо разговаривающего через стойку с его отцом Грэйнджером.

— Джонни? — Грэйнджер поворачивается к нему, следуя за взглядом Рекса. — Что ты здесь делаешь?

Джонни кивает на их кружки.

— Похоже, я как раз вовремя, чтобы выпить кофе вместе с вами.

Пока Рекс наливает кофе, Джонни усаживается на табурет рядом с отцом.

— Вы слышали о подкасте? — спрашивает он, делая первый глоток.

— Как раз разговаривали об этом, — говорит Рекс.

— Рэйчел жутко расстроена по этому поводу, — добавляет Грэйнджер. — И сердится на меня за то, что я скрывал это от нее.

— А ты скрывал? — спрашивает Джонни.

— Это расследование давным-давно повело ее по кривой дорожке. Даже она сама признаёт это. Я не хотел, чтобы она снова все пережила, шаг за шагом. — Грэйнджер допивает кофе и ставит кружку. — В результате я оказался виноватым. Разумеется, она все узнала. А я сделал только хуже. — Он сокрушенно улыбается. — Поэтому теперь я даю ей время, чтобы она остыла.

— Ты веришь Клэйтону Пелли? — спрашивает Джонни.

— Он лжец, — отвечает Грэйнджер. — Он больной человек и всегда был таким.

— Без шуток, — добавляет Рекс. Но он выглядит встревоженным, и Джонни тоже ощущает беспокойство.

За два квартала оттуда в промышленной части города возле старого сортировочного склада лесной продукции Дарш Раи слушает подкаст через микрофон, трудясь над очередной машиной в своей автолавке. Ганеш, который теперь работает у него, появляется в дверях гаража: молодое и еще более симпатичное отражение Дарша и своего отца Джасвиндера. Сейчас его глаза пылают гневом из-под густых черных волос.

— Какого дьявола она хочет, чтобы мы снова прошли через это? Должен быть закон против таких штучек. Разве она не знает, что стало с нашей семьей? С моим отцом, с моей матерью?

Дарш выкатывается из-под автомобиля, встает и вытирает с рук машинное масло. Он тянется к телефону на верстаке и нажимает кнопку «стоп».

— Может быть, Клэйтон Пелли не делал этого. Разве ты не хочешь знать наверняка? Слушай, там даже суда не было! Почему?

Ганеш упирается взглядом в своего кузена и делает шаг вперед.

— Ты же несерьезно…

Дарш бросает промасленную тряпку на верстак.

— Не знаю, что и думать. Но отчасти я рад, что она заново открывает расследование. Я всегда считал, что полицейские сплоховали. Тринити Скотт права: слишком много свободных концов осталось болтаться на ветру, когда этот мерзавец признался и был осужден. Но я чувствовал, что за этим кроется нечто большее.

В другой части города Лайам Паркс, владелец фирмы «Фотография и дизайн Паркса», поднимается по лестнице в мансарду, прослушав первые эпизоды подкаста. В тесной мансарде он смахивает пыль со складской коробки, открывает ее и достает старые снимки, которые он обрабатывал в школьной фотолаборатории. Одноклассники, мальчики и девочки. Смеющиеся, улыбающиеся, восторженные лица. На спортивных играх. На школьных танцах. В коридорах. Перекладывая фотографии, он доходит до снимков, которые хочет найти. Снимков, которые он сделал той ночью, когда они увидели, как в небе рассыпалась ракета. Вот то, что он ищет. Группа смеющихся девочек, обнимающих друг друга. Той ночью он сфотографировал их перед костром. Он смотрит на юные лица, прекрасные улыбки. Воспоминания мерцают и возвращаются к жизни — воспоминания, от которых на душе становится тяжко.

Он думает, что теперь нужно сделать с этими фотографиями.

Джасвиндер Раи сидит один в гнетущей тишине гостиной. В комнате пыльно, нужно заняться уборкой. Пратима всегда заботилась о подобных вещах. Без нее в доме поселилось одиночество. Он смотрит на фотографии, расставленные на каминной полке. Пратима умерла два года назад: подавилась едой в ресторане. Наверное, потому, что ей было тяжело глотать после жестокого изнасилования и убийства их дочери. Он испытывает облегчение, что Пратиме не пришлось слушать этот подкаст. Это было бы невыносимо для нее. Но вместе с тем Джасвиндер испытывает смутную тревогу. Сиплый голос Клэйтона Пелли ужом ползает у него в голове, расталкивая другие мысли и становясь все громче и громче.

Я не убивал ее… Ее убийца до сих пор на свободе.

Клэйтон Пелли лежит на спине на своей тюремной койке, сцепив руки за головой, и снова слушает голос Тринити во вставных наушниках. Он уже несколько раз прослушал оба эпизода, но ему хочется еще и еще. Слушать свой голос. Он думает обо всех вещах, которые мог сделать правильно в своей жизни, и о вещах, которые он сделал неправильно. Но одна мысль, одно чувство перекрывает все остальное. Ему удалось частично восстановить свою независимость. Он вернул себе определенный контроль над людьми, над вещами. Даже отсюда, из этого убогого заведения с жесткими правилами, решетками, воротами и колючей проволокой. Он снова ощущает свою власть. Это вызывает у него улыбку. Уже давным-давно он не испытывал этого ощущения.