— Тебе просто нужно настроить восприятие на местную обстановку. Ты легко увидишь такую паутину, если знаешь, что искать. Воронковый паук выпускает несколько путеводных нитей, которые расходятся от его логова, сплетенного в форме воронки. Паук таится в глубине воронки, а когда насекомое пристает к одной из липких нитей, он с огромной скоростью выскакивает наружу, хватает добычу, кусает ее и утаскивает на дно воронки, где высасывает из нее все соки.
Мыль о гибели после случайного столкновения с мягкой шелковой нитью произвела на меня мрачное впечатление. Мы достигли песка, сняли сандалии и рука об руку побрели вдоль берега, словно в кино. Потом мы немного посидели в дюнах, глядя на волны и заходящее солнце, пока я пила горячий кофе из термоса, который Мартин принес в маленьком рюкзаке. Сам он отказался от кофе.
— Перед уходом я выпил целую кружку, — пояснил он.
Серферам приходилось нелегко в грохочущих волнах; к началу сумерек почти все они вернулись на берег. Я подумала о Хлое, утонувшей на знаменитом пляже для серфинга. Снова вернулись воспоминания о Дуге. Наша старая жизнь, моя прежняя личность, — все это казалось очень далеким. Что со мной случилось? Кем я была теперь?
К чему я иду?
«Это не навсегда, Элли. Ты здесь ради приключения. Ты приехала сюда, потому что влюбилась в этого мужчину и захотела разделить его мечту».
Я смотрела на его профиль и видела его силу и основательность. Он с улыбкой повернулся ко мне, и я увидела ямочки на его щеках, увидела того Мартина, которого любила. Тем не менее зловещее ощущение совершенной ошибки никак не отпускало меня.
Мои мысли вернулись к рекламной брошюре с портретом моего отца и факсимиле его подписи. Чистой воды обман. Я открыла рот, чтобы упомянуть об этом, но вовремя прикусила язык. Мне хотелось избежать конфронтации, во всяком случае, сейчас. Я вернусь к этому позже, когда полностью избавлюсь от последствий этого странного сбоя в организме и от тумана в голове.
— О чем ты думаешь? — спросил он.
— Я… я думала насчет попытки снова вернуться в воду, — сказала я и сама удивилась своим словам. Но идея обрела жизнь. — Возможно, если я это сделаю, то преодолею страх перед бурной водой, избавлюсь от мысленных блоков, выставленных после гибели Хлои. То плавание на островах Кука было первым шагом. Возможно, я готова к следующему.
Он внимательно смотрел на меня.
— Наверное, ты права, Эль. Возможно, тебе стоит попробовать.
Я кивнула.
— Может быть. Потом.
— Тогда ты перестанешь винить себя в смерти Хлои.
Я быстро взглянула на него. Для меня такие слова были естественными, но из его уст они были похожи на обвинение.
«Должно быть, это было ужасно, когда они нашли ее маленькое тело, разбитое о скалы и рифы… Полицейские допрашивали тебя так, словно ты была во всем виновата. Как будто ты умышленно отпустила ее».
Вероятно, Мартин действительно верил, что я виновата в ее смерти.
— Да, — тихо отозвалась я.
Он замолчал, но я чувствовала, как сгущается напряжение вокруг него. Через несколько секунд он сказал:
— Я видел таблетки, Элли.
— Тебе не следовало рыться в моих вещах, — ответила я, глядя на море.
Гремел прибой. Ветер стал прохладным и задул сильнее.
— Поэтому вино так быстро ударило тебе в голову вчера вечером? — спросил он. — Поэтому ты вырубилась — потому что запивала свои таблетки вином?
Я поставила кофейную чашку на песок. Мне хотелось поговорить начистоту. Хотелось, чтобы между нами не осталось секретов. Потом я посмотрела на него. Его глаза были такими же голубыми, как небо за его спиной. Я смотрела в небо прямо через его голову. Он выглядел встревоженным и озабоченным.
— Послушай, наверное, мне не стоило раскладывать твои вещи. Извини. Но я просто старался помочь, чтобы ты чувствовала себя как дома. Я думал, ты будешь благодарна. А когда я увидел таблетки, то уже не мог развидеть их.
Я кивнула.
— Этот ативан… он из группы бензодиазепинов. Они вызывают сильное привыкание. То есть болезненную привычку, — он немного помедлил. — Элли, я знаю, что в прошлом у тебя были проблемы, но я думал, что теперь с тобой все в порядке.
— Так и есть. Честное слово, я прекратила принимать таблетки. Но страх полета остается крупной проблемой, и мне понадобились кое-какие препараты, чтобы избежать приступа паники прямо в воздухе. — Я сделала паузу. — Последний раз я испытала такой приступ, когда пилот оповестил об аварийной посадке. Стюардессы решили, что у меня сердечный приступ. Я просто не могла допустить, чтобы это случилось снова, особенно потому, что летела одна.
Какое-то время он молча смотрел на меня.
— Ты принимала бензодиазепины во время нашей поездки в Европу и в Вегас?
Я кивнула.
— Только в малых дозах. И только для перелетов. Но я беспокоилась о том, как устроена местная медицинская система, и… мне придется завести нового лечащего врача… — мой запас слов истощился.
— Ты боялась рецидива? И поэтому, для надежности, сделала большой запас?
— Наверное. В смысле, я уверена в этом. И на тот случай, если мы снова куда-то полетим.
Он поджал губы и долго смотрел на море.
— Каковы побочные эффекты? — тихо спросил он.
— В малых дозах — ничего особенного.
— А в более крупных?
— Когда действие заканчивается, меня иногда начинает трясти… или мне снова становится очень тревожно.
— Видишь? Именно поэтому они вызывают привыкание. Эль, ты хочешь еще больше, чтобы избежать побочных симптомов, и это превращается в порочную спираль.
Он был прав.
— Мне очень жаль, — тихо сказала я. — Я не та, за кого ты меня принимал. У меня до сих пор есть проблемы.
Он взял меня за руку и переплел мои пальцы со своими.
— Давай сделаем это вместе, ладно, Эль? Мы будем открыты друг перед другом. Если ты захочешь говорить со мной, я продолжу помогать тебе. Одна команда, верно? Наш второй шанс… — Его чувства читались в голосе и сияли в его глазах. — Я не хочу, чтобы все закончилось крахом.
— И я тоже.
— Мне правда жаль, что вчера я так сильно давил на тебя. Мне следовало бы понять, как сильно ты хотела спать после посадки. Я… поэтому ты должна говорить со мной. Я не понимал.
Он стиснул мою руку. Я задохнулась от прилива чувств. Мартин наклонился и поцеловал меня в щеку так нежно, что я внезапно преисполнилась твердой уверенностью. Мой ночной кошмар был именно кошмаром — жутким, лихорадочным сном, выросшим из последствий долгого перелета, смены часовых поясов, обезвоженности, последствий алкоголя в сочетании с ативаном и чрезмерного секса, здорового и нормального, но почему-то не отложившегося в моей памяти.
— Обещаю, что перестану принимать таблетки, — сказала я и сразу почувствовала себя лучше.
— Я всегда буду рядом, хорошо?
Я кивнула и потянулась к моей чашке. Отпила еще глоток кофе, чувствуя, как в моей груди расплывается тепло и благожелательность. Я действительно была рада убрать с пути эту помеху.
— Уже поздно, — заметил он, когда солнце закатилось за край моря. — Как насчет того, чтобы перекусить в Пагго по пути домой? А рыбу Зога мы приготовим завтра на барбекю.
— Пагго?
— Паб «Мопс и свисток», — он ухмыльнулся. — Его называют «Пагго» для краткости [121] .
Я засмеялась, внезапно ощутив внутреннюю легкость.
— Ну конечно. В этой стране ничто не защищено от гипокории?
— От чего?
— От превращения слов в уменьшительные и ласкательные формы.
— Вот где сказывается твое литературное образование, — он хохотнул, поднимаясь на ноги, и протянул руку. Я позволила ему поднять меня на ноги и шаловливо ущипнула его.
— Вот тебе за это.
Но когда мы направились к дороге по тропе в дюнах, я потеряла равновесие и споткнулась на мягком песке. Он остановился и окинул меня взглядом.
Пот щипал мне кожу.
— Все в порядке?