– Тори!
Кемпинг. Этот мужчина, о котором она говорила… Она могла пойти к нему! Гейдж проверил оружие, зашнуровал ботинки, схватил куртку и торопливо вышел на улицу.
В голове раздавались голоса, они кружились и смеялись вместе со снежинками.
«Что ты наделал? О чем ты думал, когда привез ее сюда? Он добрался до нее! Он ее забрал! Ты привез ее прямо к нему в лапы… Это он заманил тебя…»
Гейдж развернулся, прижав ладони к ушам.
– Тори! Где ты?
Он побежал, споткнулся, но устоял на ногах. Он должен держаться. Ему нужно добраться до машины и доехать до кемпинга.
Коул вел машину по главной улице Клинтона. Он искал здание корпорации Форбса. На подъезде к городу Коулу удалось дозвониться Форбсу на мобильный. Форбс сказал, что будет в офисе, хотя это воскресенье и канун Дня благодарения, когда многие семьи предпочитают собраться вместе, чтобы приготовить праздничную еду. В городе снегопад только начался, так как Клинтон был ниже над уровнем моря, чем ранчо. Улицы украшали оранжевые с голубым баннеры с надписью «Форбса в мэры – голосуйте за рабочие места, производство, развитие, туризм».
Он нашел здание на углу Мейн-стрит и Поплар-стрит, въехал на парковку возле расположенного по соседству старого музея, в котором были собраны экспонаты времен золотой лихорадки. В окне офиса Форбса были выставлены рисунки масштабного строительства. Коул оставил отцовский «Додж» на парковке и, плотнее кутаясь в пуховик, подошел к окнам. Коула охватило изумление, когда он понял, что изображено на рисунках и планах. Это был бутик-отель категории люкс и частная клиника пластической хирургии прямо на берегу озера в Броукен-Бар, на месте существующего кемпинга. Вокруг главного здания клиники располагались коттеджи пациентов. На другом здании была надпись «СПА», еще на одном – «дорогой ресторан», а еще на одном – «фитнес-центр». Коул присвистнул. Проект был впечатляющим…
В тексте под рисунками говорилось о том, что частная клиника привлечет «гостей» со всего мира, которые будут прилетать на самолетах или приезжать на автомобилях. Им предложат «лечение» и «чистый, сельский воздух Карибу», и они смогут восстанавливаться в уединении отдельных коттеджей. «Медицинский туризм» был главной приманкой. Гостям предложат прогулки верхом, плавание, наблюдение за птицами, походы с инструктором, а зимой желающих будут ждать катание на санях, прогулки на снегоступах и катание на лыжах по пересеченной местности. В Коуле зашевелилось раздражение.
Он подошел к другому окну, в котором стояли рисунки с изображением остальной части его семейного ранчо, разрезанной на вытянутые участки по несколько акров, одни – на берегу озера, другие – с видом на него. Цены на самые маленькие участки превышали миллион долларов.
Что, черт подери, Джейн заставила его подписать? Это? У его отца случился бы сердечный приступ, если бы он увидел это дерьмо. Неужели Форбс уже принимает депозиты за продажу земли, которую у него нет права продавать?
Коул толкнул стеклянную дверь, ведущую в корпорацию Форбса. Внутри все было в приятных голубых тонах. Следующее потрясение ожидало Коула, когда он увидел женщину за столом секретаря.
– Амелия? – изумленно спросил он.
Она подняла глаза, улыбнулась, потом ее глаза расширились, и она вскочила на ноги.
– Коул? Боже мой, я… Как поживаешь? Что ты здесь делаешь? – Ее щеки порозовели. – Господи, поверить не могу. Я читала все твои книги. Видела твои фильмы.
Пока Амелия говорила, из двери за ее спиной вышел Форбс и замер на месте.
– Господь всемогущий. Это же Макдона. Собственной персоной.
В его глазах промелькнуло что-то неприятное, но тут же появилась широкая улыбка, открывшая отбеленные зубы. Он обошел стол секретарши.
– Как поживаешь, парень? – Он крепко сжал правую руку Коула, левую руку положил ему на рукав. – Рад тебя видеть.
Коул посмотрел на Амелию, ту самую, из-за которой они с Форбсом подрались тогда в амбаре. Первая девчонка, которую он поцеловал. И язык тел подсказал Коулу, что старая история все еще в силе и между Форбсом и Амелией по-прежнему что-то происходит. Его взгляд упал на обручальное кольцо Форбса. У Амелии кольца не было. Интересно, зачем она тут и почему осталась наедине с Форбсом в воскресенье?
– Тебе лучше пройти в мой кабинет, – сказал Форбс и повел Коула за собой. На Форбсе были элегантный костюм, сланцево-серый с едва заметной полоской, рубашка льдисто-голубого оттенка, красный галстук, дизайнерские туфли с острыми носами.
Левую стену кабинета Форбса занимали полки и большой телевизор с плоским экраном, работавший без звука и настроенный на канал новостей. На экране сменяли друг друга спутниковые картинки приближающегося бурана. Бегущая строка внизу информировала об официальном штормовом предупреждении. На стене позади письменного стола висела дорогая на вид картина с изображением ранчо и золотистых холмов.
Форбс указал на одно из кожаных кресел, стоявших перед его столом.
– Садись, пожалуйста.
Он закрыл дверь, вернулся к письменному столу, деревянному, массивному, блестящему, и сел в свое кресло.
Коул садиться не стал. Его взгляд упал на фотографию в рамке: белокурая женщина и двое детишек.
– Ты женат?
Форбс облизал губы и чуть заметно покосился на закрытую дверь, за которой сидела Амелия. Это подтвердило мысли Коула. Амелия так и не стала невестой, осталась только любовницей. Интересно, почему Амелия согласилась на это?
– Женат, – ответил Форбс. – И мне это нравится. Как насчет тебя?
– Я так и не женился.
– Послушай, насчет твоего вчерашнего звонка… – заговорил Форбс.
– Я не собираюсь тратить время на преамбулу. Я лично приехал к тебе, чтобы сказать, что сделка не состоится.
Улыбка Форбса не изменилась, но он слегка побледнел, в глазах появилось удрученное выражение. Коул понимал почему. Если судить по выставленным в окнах фирмы рисункам и по баннерам на главной улице, Форбс чертовски много поставил на продажу ранчо Броукен-Бар. Коул даже испытал легкий приступ вины. В конце концов, он сам поставил электронную подпись под документом, вымостившим путь к этой сделке. Но потом Коул подумал об Оливии. И о своем отце. И о земле. Коул думал о наследстве Макдона, о своих предках, которые обжили это место.
– Послушай, у меня есть официальный документ, подписанный и тобой, и Джейн. Официальное письмо, в котором вы выражаете добровольное согласие на то, чтобы начать со мной переговоры о продаже Броукен-Бар, если оно станет вашим. Такое письмо равноценно сделке с недвижимостью. Это мой залог в банке.
– Мне жаль, но я отзываю свою подпись под документом.
Форбс рассмеялся, потом его улыбка увяла.
– Ты не можешь этого сделать.
– А ты можешь делать то, что делаешь? Ты начал предварительную продажу участков земли, которая тебе не принадлежит.
– Пока не принадлежит.
– Даже если бы мы продали тебе землю, ранчо Броукен-Бар входит в Резерв сельскохозяйственных земель. По закону, его можно использовать только для фермерства. Оно не может быть использовано для коммерческого строительства. Дальняя часть ранчо – это болота, важные для экологии. Я не понимаю, как ты мог вообще начать…
– У меня есть гарантии министра по охране окружающей среды, что изменение назначения этой земли пройдет гладко. Ожидается исключение Броукен-Бар из Резерва сельскохозяйственных земель и разрешение на строительство от всех необходимых департаментов.
Коул смотрел на Форбса, в нем нарастал гнев.
– И как же министр может давать какие-либо гарантии, если проект не прошел обязательные процедуры изучения, обжалования, публичных слушаний?
Форбс уперся в столешницу костяшками пальцев, едва скрывая тот факт, что его терпение на исходе.
– Это в твоих интересах, Макдона. Не нарывайся. Начнем с того, что ты нашел «золотое дно», и, по словам Джейн, тебе не хочется возиться с разорившимся ранчо.